Моя любимая педаль - тормоз (с)
Уровни изменений
Фандом: Обитаемый остров (фильм)
Автор: Серая тварь
Пейринг: Странник/Максим
Рейтинг: R
Саммари: Центр взорван. Что дальше?
Примечание: автор все же прочитал книгу, но никаких положительных изменений в фик это не внесло. Все персонажи строго из фильма.
Дисклеймер: все права принадлежат их законным обладателям, я только развлекаюсь, никакой выгоды не получено
читать дальшеНа двадцатом году работы на заброшенной всеми галактическими богами, - которых не существует в четком и ясном сознании человека, изучавшего слишком много религий, чтобы не стать атеистом, - планете Саракш Рудольфу Сикорски на голову рухнуло небо. Безграничное, бесконечное и безнадежно вывернутое наизнанку, как и все живое и мертвое на освещаемой атомными взрывами внутренней поверхности иллюзорного пузыря.
Воистину, дайте мне рычаг, и я переверну землю. Максим Каммерер свалился на эту чужую землю и решил стать рычагом. Только вот как переворачивать уже перевернутую твердь? В обратную сторону? Тогда где у пузыря обратная сторона? Остается только выворачивать все лентой Мебиуса и безостановочно двигаться вперед. В конце концов движение вперед и есть прогресс, а достижение какой-то цели лишь метка на не имеющей конца трассе.
После того взрыва все, что смог Рудольф Сикорски сделать, это не убить Максима на месте. Благо смог бы, четко знал, куда целиться, как делаются контрольные выстрелы, а скорость реакции у них была одинаковая. Но Центр стал руинами, а политический строй, война и экономический кризис нет, и надо было идти вперед, включив в сверхсложное уравнение еще и отсутствие некоторое время нужного облучения - конечно, некоторое, у Рудольфа Сикорски всегда был запасной план, но требовалось время, чтобы запустить резервный Центр-2 на полную мощность, расширить радиус действия передвижных облучателей до максимума, а их осталось мало, почти все швырнули под заряды хонтийцев на южную границу, - и многое другое, и единственным человеком с мозгами, достаточными для решения подобных уравнений, был все тот же Максим Каммерер, окровавленным ртом кричащий о том, что Центра больше никогда не будет.
Сикорски просчитывал варианты со скоростью, фигурально выражаясь, близкой к световой, - из-за чего его после интерната когда-то с руками оторвала особая школа, моментально вычеркнув из личного дела перечень предпочтительных профессий, - и трясущийся от переизбытка эмоций и адреналина Каммерер тут же оказался в центре будущих операций, направленных на спасение ситуации в Стране Отцов и на планете Саракш в целом. И неважно, что сам он в тот момент об этом даже не думал. Странник был готов и даже настоятельно предпочитал думать за него.
При дальнейшем ближайшем рассмотрении оказалось, что мозги у Максима Каммерера хорошие, но работают несколько странно. Практические задачи он решал идеально, следовало только поставить перед ним конкретную цель. А вот просчитать следующую цель он уже не мог. Это не было тупостью, глупостью или ограниченностью. Просто Максим шел только вперед, а чтобы увидеть следующую цель, необходимо видеть и то, что осталось позади, причем постоянно.
Тем не менее Максим просто по определению был наиболее близок к самому Страннику по уровню способностей, возможностей, психики и интеллекта. И нужно было только заточить эти прекрасные способности, возможности и т.д. под агента СГБ, причем сделать это аккуратно, чтобы сам Максим не заметил, поскольку светлые идеалы юного участника ГСП из головы еще не повыбивало.
Плюсом шла еще одна интересная особенность психики Каммерера. Он почти не умел сожалеть о своих прошлых действиях и поступках, какие бы последствия они ни несли. Он не вспоминал погибшего из-за него и за него Гая Гаала, брошенную через два месяца блеклого и сильно прерывистого романа Раду Гаал, он не сожалел о десятках погибших при взрыве Центра невинных людей - они не были несчастными выродками, ну и что? - он не думал о всех тех, кого убил своими руками
Безжалостность естественно вытекает из невозможности, неумения или нежелания видеть последствия. Это как детская жестокость - незнание, невежество, неведение, - считающееся счастливой особенностью детства, - и дети бьют так жестоко, как и не снилось некоторым палачам. Впрочем, палачи обычно не получают удовольствия от своей жестокости. В отличие от детей.
А вот в Каммерере странным образом сочеталось и то и другое. Задачи, требующие физического уничтожения определенных лиц он решал идеально, почти всегда в одиночку, не желая подставлять никого из команды Странника, и после успешного выполнения явно ощущал удовлетворение. При этом Максим никогда не переступал границ необходимости, и любая его жестокость была продиктована ситуацией и абсолютно обоснована.
И он был вторым человеком, при котором Фанк не осмеливался закуривать. Первым был сам Странник.
читать дальшеСтранное сочетание идеалов гуманизма в голове и абсолютной безжалостности при решении задач. Иногда Сикорски казалось, что Максим просто не считает местных жителей за людей, а уж к обитателям Островной империи относится вообще как к диким зверям. Причины такого отношения вскрылись, когда Каммерер рассказал про их с Гаалом визит на белую субмарину.
Шли месяцы. Шла война. Департамент специальных исследований, работая круглые сутки, ввел в эксплуатацию Центр-2, и Страннику пришлось выдержать битву с Максимом, удержавшись при этом от рукоприкладства. В конце концов Максима удалось убедить статистическими сводками из Департамента общественного здоровья. в которых отражались данные о резком всплеске проявлении симптомов психической болезни, сходной с шизофренией, увеличении количества убийств с особой жестокостью и серийных убийств, а также суицидов, и на пальцах разъяснить ему необходимость возобновления облучения населения хотя бы на период войны и послевоенной разрухи. В конце концов во время войны тоталитаризм - наиболее эффективная политическая система, а тоталитаризм держится не только на страхе, но и еще на идеологии - вектор не имеет значения, лишь бы внятной была, - и добровольном подчинении нации вождю, в случае Страны Отцов - Неизвестным Отцам. Поэтому приступы верноподданических чувств служат на пользу стране в целом и каждому индивидууму в отдельности. Военное производство требует максимальной отдачи, и чтобы люди готовы были стоять у станков до падения в обмороки, необходим стимул. Во время войны стимулов может быть только два - кнут надсмотрщика или собственное искреннее желание работника отдать все силы на благо страны. Что эффективнее?
Тогда Максим отвел взгляд и замолчал. Только что-то изменилось
Во время войны год идет за три, это касается и наивных юношей с Земли. Через полгода работы - настоящей, тяжелой и неприятной, а зачастую откровенно грязной и омерзительной, - Максима Каммерера узнать было сложновато.
Исчезла беспечная широкая улыбка, сменившись плотно сомкнутыми губами, взгляд потяжелел, между бровями залегла чуть заметная морщинка, непослушные светлые волосы стянуты серой - в цвет формы - банданой, а символы молний на мундире заставляли Странника вспомнить полузабытое определение "белокурая бестия".
Бестия, готовая убивать ради правильной цели. И что еще важнее, умеющая убивать. И что самое важное, умеющая находить того, кого убивать. А когда в военное время на железной дороге происходит диверсия за диверсией, то это умение становится поистине бесценным.
Нежничать и осторожничать не было ни времени, ни условий, и любые попытки диверсий или саботажа пресекались максимально - ирония совпадения букв - жестоко и эффективно. И Максим возвращался с операций, в лучшем случае запыленный и грязный, в худшем покрытый чужой кровью и еще черт знает чем, о чем Странник предпочитал не задумываться. У него были другие поводы для размышлений.
Война шла, и вопреки опасениям Сикорски, они все еще не проигрывали. И как он не преминул заметить Максиму, не последнюю роль здесь играли ежедневные сеансы облучения, держащие армию и население в должном состоянии патриотизма и желания все отдать на благо родины.
Максим даже не вздрогнул. Что сильно повышало шансы Странника со временем сделать из Каммерера неплохого агента галактической безопасности. По крайней мере, тот уже осознавал необходимость принятия антигуманистических по внешним признакам и вполне гуманных по сути мер для спасения цивилизации. Пока местной, а там кто знает.
А через месяц Странник заставил Максима провести допрос пленного диверсанта. Подготовка хонтийскими агентами взрыва на танковом заводе была благополучно сорвана, и более того, один из диверсантов был захвачен в плен. И не то, чтобы Сикорски надеялся получить от пленного полезную информацию, скорее всего, перед ними был обыкновенный наемник, работающий за примитивные деньги, но ситуацию можно было и нужно было использовать, чтобы протащить Максима через очередной уровень подготовки. Не все же ему тупо убивать, пусть учится информацию вытягивать. Раскаленными клещами, если понадобится.
И вот во время допроса Максим Рудольфа Сикорски очень удивил. Странник ожидал возражений, криков о том, что он, Максим, человек, а не палач, и он готов убивать, если это необходимо для защиты мирных жителей, но пытать он не будет, и т.д. и т.п.
Ничего из этого не было. Максим выслушал задание, коротко кивнул и пошел в камеру допросов. Странник пошел с ним.
Сама процедура допроса была достаточно примитивной - воздействие электрическим током на нервные узлы допрашиваемого. Раскаленные щипцы остались далеко в прошлом. Все легко и понятно - мини-электроды, регулирование напряжения, задавание вопросов и выслушивание криков и ответов.
И все действительно прошло легко и понятно. Присоединение иголочек-электродов, напряжение, крики, вопрос, ответ. Напряжение, крик, вопрос, ответ. Напряжение, крик, вопрос, ответ. Ничего лишнего. Ни малейшей неуверенности, ни крошечного колебания, ни кратчайшей задержки. Все как надо. Идеальный допрос.
И именно эта идеальность насторожила Странника. Причем до такой степени, что после окончания допроса, когда Максим вышел из камеры и пошел к себе, Странник снова пошел за ним. Что-то было не так. Полного отсутствия эмоциональной реакции на необходимость пытать человека быть не могло, следовательно, необходимо было выцепить эту самую реакцию и быстро и эффективно ее притушить.
Максим позволил ему войти следом. Также равнодушно, как только что отдал приказ избавиться от допрошенного пленного. Закрыл дверь и не обращая никакого внимания на опустившегося в кресло Сикорски, принялся стаскивать с себя форму.
- Что за стриптиз?
- Пойду в душ. Делай пока, что хочешь.
Все так же равнодушно. Безразлично. Повернулся и пошел в ванную. Хоть брюки на глазах у Странника не стал стаскивать, и на том спасибо. Так в чем же дело?
Послышался шум воды. Не стены, а фанерная иллюзия. Как и весь мир Саракша, уродливая пародия на цивилизацию. Черт побери эту Страну отцов, а с ней заодно и Хонти, и Пандею, и Островную Империю, что бы там ни было. Иногда от этой ядерной грязи так устаешь...
Странник откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза. Доносящийся шум успокаивал и слегка убаюкивал, но попытавшуюся подкрасться дрему Странник привычным усилием воли отогнал и переключился на странную реакцию Максима. И в этот момент из ванной донесся приглушенный звон, будто разбилось стекло. Какое еще стекло в стандартных пластиковых местных ванных комнатах?!
Через три секунды Странник оказался в ванной комнате, едва не вынеся с петель незапертую дверь. И был вознагражден видом мокрого обнаженного Максима, стоящего под струей воды в отгороженном пластиковыми перегородками углу, в котором располагался душ, и застывшим взглядом наблюдающего расползающееся по кафельному полу пятно густой зеленоватой жидкости, с первого взгляда похожей на обычный гель. В луже этого геля валялись разного размера стеклянные осколки, что объясняло звон, но совсем не объясняло, почему флакон - явно с черного рынка - он вообще разбился.
Поэтому Странник протянул руку и выключил воду. Максим вздрогнул, - наконец-то - вышел из забытья и собрался что-то сказать. Странник перехватил инициативу.
- Что это? - кивнул на лужу.
- Гель на основе латтерии.
- Зачем он тебе?
На этом вопросе Максим поднял голову. Посмотрел на Странника и улыбнулся.
Только не так, как улыбался раньше, радостно и дружелюбно, доброжелательно и просто так. А очень, очень нехорошей улыбкой.
- Кровь из волос вымывать. Знаешь, Рудольф, - имя было произнесено весьма саркастически, - местный шампунь плохо справляется с моими волосами, проще мылом мыть, а этот гель очень хорошо работает с кровью. Прямо как ты. И я. Ты доволен сегодняшним допросом, да?
Лучше бы кричал. С криком проще справиться, потому что любая истерика рано или поздно кончается, а вот замершее внутреннее состояние куда сложнее выбить. Сбросить шатающийся памятник всегда проще, чем установленный на века. И надо было пробивать это темное - решенное - настроение, но не сразу было понятно, с какой стороны бить, а Странник так устал, и за последние годы, и за последние месяцы, и за последние часы, когда сидел в камере допросов и ждал, сорвется Каммерер или нет, и сейчас на него волнами накатывала душевная усталость, не имеющая ничего общего с физической, вечное второе дыхание, давно ставшее первым, и внутри раскручивалась пружина агрессии - распространенная реакция на усталость и отсутствие выхода - напряжение нарастало так, что у него начало покалывать в кончиках пальцев, и он стоял и смотрел на мокрого Максима - спутавшиееся белокурые пряди, слегка потемневшие от воды, стальные - от слова "сталь", а не от обозначения цвета, - глаза, капли воды на плечах, и из глубин памяти всплывала и вспыхивала кадрами картинка из дня упавшего неба. Когда лицо Максима было залито кровью - на губах, на зубах, на щеках, склеенные кровью светлые волосы, дикий голубой взгляд и неотвратимость неба, которому уже никогда не вернуться на свое место над задранными головами, и от вспышек этих накатывало сильнее и сильнее, агрессия сбрасывала контроль воли и рвалась во вне, в пронизанный гамма-лучами и влажный непрозрачный воздух.
Сублимация может многое, но когда отказывают тормоза, все подавляемые инстинкты взметываются, разнося на своем пути на свободу любые барьеры, и все доставшиеся тяжелыми усилиями достижения кажутся пыльной мелочью в сравнении с истинной жизнью, с ее многомерной и сверхчеткой реальностью, с ее чувствами, эмоциями и действиями, не продиктованными необходимостью. Необходимость в момент неконтролируемых реакций лишь слово из кажущегося чужим языка, бледная тень прошлого, и что эта тень определяла все мысли и поступки последние двадцать лет, не берется в расчет. Расчет вообще рассыпается на отдельные составляющие символы, и символы эти уже не складываются в многослойные технологические схемы, и сейчас, в четырех стенах стандартной ванной комнаты Рудольф Сикорски стал больше человеком, нежели машиной исполнения прогресса.
Это все равно должно было произойти, рано или поздно. Постоянно обуздывать естественные реакции организма невозможно, и срыв неизбежен. Сила и радиус ударной волны зависят от протяженности периода сублимации и внутренней силы человека. И выход напряжения может случиться несколькими путями - вербальные скандалы, чистая физическая агрессия или сексуальная.
Любой другой, окажись он рядом со Странником в момент срыва, мог бы расстаться с жизнью. Но Максим был равным, и готов был дать отпор, и оба они давно были одни, и оба были с Земли, на которой физическая близость отнюдь не тащила за собой шлейф психологических проблем и сложностей, и ничего не значила, и не имела последствий.
Максим явно почувствовал надвигающуюся бурю, и его глаза утратили стальной отблеск, подобный собственному взгляду Странника, и снова стали безмятежно голубыми, словно в тот день, когда он впервые шагнул на наполненную тяжелыми металлами, пронизанную тремя видами излучения, начиненную оставшимися с прошлой войны снарядами поверхность Саракша. Как в тот проклятый день, когда они первый раз коснулись друг друга, и каждый желал убить противника, и каждый считал, что совершает единственно правильный поступок. И он улыбнулся, - все так же нехорошо, черт! - одним движением вновь включил в воду и вдернул Странника под прохладную струю.
- Массаракш!
Саракш внутри тебя, Рудольф Сикорски.
Форма промокла моментально, и Максим расстегивал молнии и стаскивал ее под струями непрозрачной, как и воздух, воды, и Странник позволил себе не думать - это недолго, несколько минут, за эти несколько минут не произойдет ничего нового, местная цивилизация продержится эти минуты и без него, - и снимать мокрые брюки было страшно неудобно, пришлось буквально сдирать, и Максим смеялся отрывистым горловым смехом и пытался лишить его равновесия и повалить на пол. Что ему, естественно, не удавалось, но ощущать на себе чужие руки было восхитительно, как и чужое тело под своими руками, и когда он стянул брюки полностью, отбросил их в сторону вместе с ботинками и выпрямился, Максим прижался к нему и поцеловал в губы.
Странник схватил его за волосы и поцеловал в ответ, автоматически пытаясь намотать волосы на руку, но они слишком короткие, только вцепиться и не отпускать, темные от воды, льющейся сверху, оглаживающей тело и растворяющей остатки мыслей. Агрессия не отпускала, скручивая мускулы, заставляя желать большего, желать заставить подчиниться, толкнуть лицом в стену и крепко держать за бедра. И Странник выдернул пальцы и попытался повернуть Максима лицом к светло-голубой кафельной стене, но тот резко дернул плечом - мокрым, накачанным, идеальным, - сбрасывая руку, и прошипел что вроде "ну нет, хочешь, тогда давай так".
Так, давай так. Лицом к лицу.
Долгие предварительные ласки предназначены для других случаев. Не когда вода заливает глаза, а руки сжимаются в кулаки, и надо что-то сделать именно сейчас, в этот момент, и оба готовы, и наружу рвется энергия в форме агрессии, и времени ни на что нет. Поэтому Странник подхватил Максима под бедра, поднял и прижал спиной к стене. Максим правой рукой обхватил его за шею - будто Странник мог его уронить, смешно, Сикорски даже веса его почти не чувствовал, словно пушинку держал, - а левой зашарил по полочке с ванными принадлежностями. Кроме столь нелюбимого им шампуня роль смазки играть было нечему.
Странник перехватил Максима поудобнее и подставил правую руку. Максим выдавил ему на пальцы дозу пахнущей химической цетерией вязкой жидкости и отшвырнул тюбик куда-то в сторону двери. Обнял Странника и хрипло выдохнул:
- Давай, массаракш.
Саракш внутри тебя, Максим Каммерер.
Странник ухмыльнулся - кривой улыбкой - и одной рукой удерживая девяносто килограмм живого веса, вторую сунул Максиму под бедра, между ягодиц. Было неудобно, льющаяся сверху вода смывала шампунь с пальцев, и Максим был такой узкий и тесный, что ему пришлось приложить усилие, чтобы втиснуть пальцы внутрь.
Максим охнул, напрягся, но заставил себя расслабиться. Дышать ровно, насколько получится. И не убирать из интимных ощущений отчетливую, хоть и не резкую, боль. Пусть будет.
Странник вытащил из него пальцы и быстро глянул в лицо. И Максим прижался губами ему к уху и прошипел почти зло:
- Давай. Я выдержу. Я все выдержу, массаракш.
Действительно выдержишь. Потому что выхода нет, и пройти придется через все. Но это потом, а пока еще не кончились те несколько минут, и Максим подставляется, насколько поза позволяет, и охает еще раз. А потом сжимает зубы и начинает двигаться, и Странник держит его, как игрушку, и подается вперед, толкается бедрами, тяжело дышит и молчит. Сверху все так же льется вода, и в голове нет мыслей, и одно это уже наслаждение, и физическое удовольствие становится все сильнее, и Максим стонет ему в шею все откровеннее и касается кожи раскрытыми губами, и еще совсем немного, и Странник сунул руку между их телами, обхватил член Максима и несколько раз провел вверх-вниз, и на ладонь выплеснулась сперма, и можно было кончить самому.
Во время оргазма Странник удержал их обоих - себя на ногах, колени даже не дрогнули, - и переживающего последние судороги наслаждения Максима. И только потом вышел из чужого тела и почти бережно поставил Максима на ноги.
Все кончилось, агрессия сгорела, напряжение ушло, и можно было отдохнуть - даже им нужно иногда отдыхать, - и завтра уже разбирать ситуацию с допросом и делать очередной шаг вперед. А для начала можно ополоснуться и выключить, наконец, воду.
И подумать, как будет выглядеть его форма после быстрой сушки.
Максим явно подумал о том же, потому что хмыкнул и наклонился, поднимая промокшую одежду и складывая ее, чтобы запихнуть в сушилку. Нагота его явно не волновала.
- Максим?
Тот распрямился и обернулся. Выражение его лица было спокойным и удовлетворенным, и удовлетворение это не имело отношения к только что случившейся физической близости. Похоже, следующую ступень Максим прошел, и Странник позволил себе окончательно расслабиться.
- Что?
- Сколько времени занимает сушка?
- Тридцать минут. Я тебе свою одежду дам.
И хмыкнул, мерзавец малолетний. Впрочем, тридцать минут в компании успокоившегося Максима Странника вполне устраивали. Как и чашка травяного чая и разговор о Земле. Раз уж у него сегодня вечер небольших радостей. Заодно спросить, А завтра будет новая операция.
И следующая ступень Максима Каммерера.
Фандом: Обитаемый остров (фильм)
Автор: Серая тварь
Пейринг: Странник/Максим
Рейтинг: R
Саммари: Центр взорван. Что дальше?
Примечание: автор все же прочитал книгу, но никаких положительных изменений в фик это не внесло. Все персонажи строго из фильма.
Дисклеймер: все права принадлежат их законным обладателям, я только развлекаюсь, никакой выгоды не получено
читать дальшеНа двадцатом году работы на заброшенной всеми галактическими богами, - которых не существует в четком и ясном сознании человека, изучавшего слишком много религий, чтобы не стать атеистом, - планете Саракш Рудольфу Сикорски на голову рухнуло небо. Безграничное, бесконечное и безнадежно вывернутое наизнанку, как и все живое и мертвое на освещаемой атомными взрывами внутренней поверхности иллюзорного пузыря.
Воистину, дайте мне рычаг, и я переверну землю. Максим Каммерер свалился на эту чужую землю и решил стать рычагом. Только вот как переворачивать уже перевернутую твердь? В обратную сторону? Тогда где у пузыря обратная сторона? Остается только выворачивать все лентой Мебиуса и безостановочно двигаться вперед. В конце концов движение вперед и есть прогресс, а достижение какой-то цели лишь метка на не имеющей конца трассе.
После того взрыва все, что смог Рудольф Сикорски сделать, это не убить Максима на месте. Благо смог бы, четко знал, куда целиться, как делаются контрольные выстрелы, а скорость реакции у них была одинаковая. Но Центр стал руинами, а политический строй, война и экономический кризис нет, и надо было идти вперед, включив в сверхсложное уравнение еще и отсутствие некоторое время нужного облучения - конечно, некоторое, у Рудольфа Сикорски всегда был запасной план, но требовалось время, чтобы запустить резервный Центр-2 на полную мощность, расширить радиус действия передвижных облучателей до максимума, а их осталось мало, почти все швырнули под заряды хонтийцев на южную границу, - и многое другое, и единственным человеком с мозгами, достаточными для решения подобных уравнений, был все тот же Максим Каммерер, окровавленным ртом кричащий о том, что Центра больше никогда не будет.
Сикорски просчитывал варианты со скоростью, фигурально выражаясь, близкой к световой, - из-за чего его после интерната когда-то с руками оторвала особая школа, моментально вычеркнув из личного дела перечень предпочтительных профессий, - и трясущийся от переизбытка эмоций и адреналина Каммерер тут же оказался в центре будущих операций, направленных на спасение ситуации в Стране Отцов и на планете Саракш в целом. И неважно, что сам он в тот момент об этом даже не думал. Странник был готов и даже настоятельно предпочитал думать за него.
При дальнейшем ближайшем рассмотрении оказалось, что мозги у Максима Каммерера хорошие, но работают несколько странно. Практические задачи он решал идеально, следовало только поставить перед ним конкретную цель. А вот просчитать следующую цель он уже не мог. Это не было тупостью, глупостью или ограниченностью. Просто Максим шел только вперед, а чтобы увидеть следующую цель, необходимо видеть и то, что осталось позади, причем постоянно.
Тем не менее Максим просто по определению был наиболее близок к самому Страннику по уровню способностей, возможностей, психики и интеллекта. И нужно было только заточить эти прекрасные способности, возможности и т.д. под агента СГБ, причем сделать это аккуратно, чтобы сам Максим не заметил, поскольку светлые идеалы юного участника ГСП из головы еще не повыбивало.
Плюсом шла еще одна интересная особенность психики Каммерера. Он почти не умел сожалеть о своих прошлых действиях и поступках, какие бы последствия они ни несли. Он не вспоминал погибшего из-за него и за него Гая Гаала, брошенную через два месяца блеклого и сильно прерывистого романа Раду Гаал, он не сожалел о десятках погибших при взрыве Центра невинных людей - они не были несчастными выродками, ну и что? - он не думал о всех тех, кого убил своими руками
Безжалостность естественно вытекает из невозможности, неумения или нежелания видеть последствия. Это как детская жестокость - незнание, невежество, неведение, - считающееся счастливой особенностью детства, - и дети бьют так жестоко, как и не снилось некоторым палачам. Впрочем, палачи обычно не получают удовольствия от своей жестокости. В отличие от детей.
А вот в Каммерере странным образом сочеталось и то и другое. Задачи, требующие физического уничтожения определенных лиц он решал идеально, почти всегда в одиночку, не желая подставлять никого из команды Странника, и после успешного выполнения явно ощущал удовлетворение. При этом Максим никогда не переступал границ необходимости, и любая его жестокость была продиктована ситуацией и абсолютно обоснована.
И он был вторым человеком, при котором Фанк не осмеливался закуривать. Первым был сам Странник.
читать дальшеСтранное сочетание идеалов гуманизма в голове и абсолютной безжалостности при решении задач. Иногда Сикорски казалось, что Максим просто не считает местных жителей за людей, а уж к обитателям Островной империи относится вообще как к диким зверям. Причины такого отношения вскрылись, когда Каммерер рассказал про их с Гаалом визит на белую субмарину.
Шли месяцы. Шла война. Департамент специальных исследований, работая круглые сутки, ввел в эксплуатацию Центр-2, и Страннику пришлось выдержать битву с Максимом, удержавшись при этом от рукоприкладства. В конце концов Максима удалось убедить статистическими сводками из Департамента общественного здоровья. в которых отражались данные о резком всплеске проявлении симптомов психической болезни, сходной с шизофренией, увеличении количества убийств с особой жестокостью и серийных убийств, а также суицидов, и на пальцах разъяснить ему необходимость возобновления облучения населения хотя бы на период войны и послевоенной разрухи. В конце концов во время войны тоталитаризм - наиболее эффективная политическая система, а тоталитаризм держится не только на страхе, но и еще на идеологии - вектор не имеет значения, лишь бы внятной была, - и добровольном подчинении нации вождю, в случае Страны Отцов - Неизвестным Отцам. Поэтому приступы верноподданических чувств служат на пользу стране в целом и каждому индивидууму в отдельности. Военное производство требует максимальной отдачи, и чтобы люди готовы были стоять у станков до падения в обмороки, необходим стимул. Во время войны стимулов может быть только два - кнут надсмотрщика или собственное искреннее желание работника отдать все силы на благо страны. Что эффективнее?
Тогда Максим отвел взгляд и замолчал. Только что-то изменилось
Во время войны год идет за три, это касается и наивных юношей с Земли. Через полгода работы - настоящей, тяжелой и неприятной, а зачастую откровенно грязной и омерзительной, - Максима Каммерера узнать было сложновато.
Исчезла беспечная широкая улыбка, сменившись плотно сомкнутыми губами, взгляд потяжелел, между бровями залегла чуть заметная морщинка, непослушные светлые волосы стянуты серой - в цвет формы - банданой, а символы молний на мундире заставляли Странника вспомнить полузабытое определение "белокурая бестия".
Бестия, готовая убивать ради правильной цели. И что еще важнее, умеющая убивать. И что самое важное, умеющая находить того, кого убивать. А когда в военное время на железной дороге происходит диверсия за диверсией, то это умение становится поистине бесценным.
Нежничать и осторожничать не было ни времени, ни условий, и любые попытки диверсий или саботажа пресекались максимально - ирония совпадения букв - жестоко и эффективно. И Максим возвращался с операций, в лучшем случае запыленный и грязный, в худшем покрытый чужой кровью и еще черт знает чем, о чем Странник предпочитал не задумываться. У него были другие поводы для размышлений.
Война шла, и вопреки опасениям Сикорски, они все еще не проигрывали. И как он не преминул заметить Максиму, не последнюю роль здесь играли ежедневные сеансы облучения, держащие армию и население в должном состоянии патриотизма и желания все отдать на благо родины.
Максим даже не вздрогнул. Что сильно повышало шансы Странника со временем сделать из Каммерера неплохого агента галактической безопасности. По крайней мере, тот уже осознавал необходимость принятия антигуманистических по внешним признакам и вполне гуманных по сути мер для спасения цивилизации. Пока местной, а там кто знает.
А через месяц Странник заставил Максима провести допрос пленного диверсанта. Подготовка хонтийскими агентами взрыва на танковом заводе была благополучно сорвана, и более того, один из диверсантов был захвачен в плен. И не то, чтобы Сикорски надеялся получить от пленного полезную информацию, скорее всего, перед ними был обыкновенный наемник, работающий за примитивные деньги, но ситуацию можно было и нужно было использовать, чтобы протащить Максима через очередной уровень подготовки. Не все же ему тупо убивать, пусть учится информацию вытягивать. Раскаленными клещами, если понадобится.
И вот во время допроса Максим Рудольфа Сикорски очень удивил. Странник ожидал возражений, криков о том, что он, Максим, человек, а не палач, и он готов убивать, если это необходимо для защиты мирных жителей, но пытать он не будет, и т.д. и т.п.
Ничего из этого не было. Максим выслушал задание, коротко кивнул и пошел в камеру допросов. Странник пошел с ним.
Сама процедура допроса была достаточно примитивной - воздействие электрическим током на нервные узлы допрашиваемого. Раскаленные щипцы остались далеко в прошлом. Все легко и понятно - мини-электроды, регулирование напряжения, задавание вопросов и выслушивание криков и ответов.
И все действительно прошло легко и понятно. Присоединение иголочек-электродов, напряжение, крики, вопрос, ответ. Напряжение, крик, вопрос, ответ. Напряжение, крик, вопрос, ответ. Ничего лишнего. Ни малейшей неуверенности, ни крошечного колебания, ни кратчайшей задержки. Все как надо. Идеальный допрос.
И именно эта идеальность насторожила Странника. Причем до такой степени, что после окончания допроса, когда Максим вышел из камеры и пошел к себе, Странник снова пошел за ним. Что-то было не так. Полного отсутствия эмоциональной реакции на необходимость пытать человека быть не могло, следовательно, необходимо было выцепить эту самую реакцию и быстро и эффективно ее притушить.
Максим позволил ему войти следом. Также равнодушно, как только что отдал приказ избавиться от допрошенного пленного. Закрыл дверь и не обращая никакого внимания на опустившегося в кресло Сикорски, принялся стаскивать с себя форму.
- Что за стриптиз?
- Пойду в душ. Делай пока, что хочешь.
Все так же равнодушно. Безразлично. Повернулся и пошел в ванную. Хоть брюки на глазах у Странника не стал стаскивать, и на том спасибо. Так в чем же дело?
Послышался шум воды. Не стены, а фанерная иллюзия. Как и весь мир Саракша, уродливая пародия на цивилизацию. Черт побери эту Страну отцов, а с ней заодно и Хонти, и Пандею, и Островную Империю, что бы там ни было. Иногда от этой ядерной грязи так устаешь...
Странник откинул голову на спинку кресла и прикрыл глаза. Доносящийся шум успокаивал и слегка убаюкивал, но попытавшуюся подкрасться дрему Странник привычным усилием воли отогнал и переключился на странную реакцию Максима. И в этот момент из ванной донесся приглушенный звон, будто разбилось стекло. Какое еще стекло в стандартных пластиковых местных ванных комнатах?!
Через три секунды Странник оказался в ванной комнате, едва не вынеся с петель незапертую дверь. И был вознагражден видом мокрого обнаженного Максима, стоящего под струей воды в отгороженном пластиковыми перегородками углу, в котором располагался душ, и застывшим взглядом наблюдающего расползающееся по кафельному полу пятно густой зеленоватой жидкости, с первого взгляда похожей на обычный гель. В луже этого геля валялись разного размера стеклянные осколки, что объясняло звон, но совсем не объясняло, почему флакон - явно с черного рынка - он вообще разбился.
Поэтому Странник протянул руку и выключил воду. Максим вздрогнул, - наконец-то - вышел из забытья и собрался что-то сказать. Странник перехватил инициативу.
- Что это? - кивнул на лужу.
- Гель на основе латтерии.
- Зачем он тебе?
На этом вопросе Максим поднял голову. Посмотрел на Странника и улыбнулся.
Только не так, как улыбался раньше, радостно и дружелюбно, доброжелательно и просто так. А очень, очень нехорошей улыбкой.
- Кровь из волос вымывать. Знаешь, Рудольф, - имя было произнесено весьма саркастически, - местный шампунь плохо справляется с моими волосами, проще мылом мыть, а этот гель очень хорошо работает с кровью. Прямо как ты. И я. Ты доволен сегодняшним допросом, да?
Лучше бы кричал. С криком проще справиться, потому что любая истерика рано или поздно кончается, а вот замершее внутреннее состояние куда сложнее выбить. Сбросить шатающийся памятник всегда проще, чем установленный на века. И надо было пробивать это темное - решенное - настроение, но не сразу было понятно, с какой стороны бить, а Странник так устал, и за последние годы, и за последние месяцы, и за последние часы, когда сидел в камере допросов и ждал, сорвется Каммерер или нет, и сейчас на него волнами накатывала душевная усталость, не имеющая ничего общего с физической, вечное второе дыхание, давно ставшее первым, и внутри раскручивалась пружина агрессии - распространенная реакция на усталость и отсутствие выхода - напряжение нарастало так, что у него начало покалывать в кончиках пальцев, и он стоял и смотрел на мокрого Максима - спутавшиееся белокурые пряди, слегка потемневшие от воды, стальные - от слова "сталь", а не от обозначения цвета, - глаза, капли воды на плечах, и из глубин памяти всплывала и вспыхивала кадрами картинка из дня упавшего неба. Когда лицо Максима было залито кровью - на губах, на зубах, на щеках, склеенные кровью светлые волосы, дикий голубой взгляд и неотвратимость неба, которому уже никогда не вернуться на свое место над задранными головами, и от вспышек этих накатывало сильнее и сильнее, агрессия сбрасывала контроль воли и рвалась во вне, в пронизанный гамма-лучами и влажный непрозрачный воздух.
Сублимация может многое, но когда отказывают тормоза, все подавляемые инстинкты взметываются, разнося на своем пути на свободу любые барьеры, и все доставшиеся тяжелыми усилиями достижения кажутся пыльной мелочью в сравнении с истинной жизнью, с ее многомерной и сверхчеткой реальностью, с ее чувствами, эмоциями и действиями, не продиктованными необходимостью. Необходимость в момент неконтролируемых реакций лишь слово из кажущегося чужим языка, бледная тень прошлого, и что эта тень определяла все мысли и поступки последние двадцать лет, не берется в расчет. Расчет вообще рассыпается на отдельные составляющие символы, и символы эти уже не складываются в многослойные технологические схемы, и сейчас, в четырех стенах стандартной ванной комнаты Рудольф Сикорски стал больше человеком, нежели машиной исполнения прогресса.
Это все равно должно было произойти, рано или поздно. Постоянно обуздывать естественные реакции организма невозможно, и срыв неизбежен. Сила и радиус ударной волны зависят от протяженности периода сублимации и внутренней силы человека. И выход напряжения может случиться несколькими путями - вербальные скандалы, чистая физическая агрессия или сексуальная.
Любой другой, окажись он рядом со Странником в момент срыва, мог бы расстаться с жизнью. Но Максим был равным, и готов был дать отпор, и оба они давно были одни, и оба были с Земли, на которой физическая близость отнюдь не тащила за собой шлейф психологических проблем и сложностей, и ничего не значила, и не имела последствий.
Максим явно почувствовал надвигающуюся бурю, и его глаза утратили стальной отблеск, подобный собственному взгляду Странника, и снова стали безмятежно голубыми, словно в тот день, когда он впервые шагнул на наполненную тяжелыми металлами, пронизанную тремя видами излучения, начиненную оставшимися с прошлой войны снарядами поверхность Саракша. Как в тот проклятый день, когда они первый раз коснулись друг друга, и каждый желал убить противника, и каждый считал, что совершает единственно правильный поступок. И он улыбнулся, - все так же нехорошо, черт! - одним движением вновь включил в воду и вдернул Странника под прохладную струю.
- Массаракш!
Саракш внутри тебя, Рудольф Сикорски.
Форма промокла моментально, и Максим расстегивал молнии и стаскивал ее под струями непрозрачной, как и воздух, воды, и Странник позволил себе не думать - это недолго, несколько минут, за эти несколько минут не произойдет ничего нового, местная цивилизация продержится эти минуты и без него, - и снимать мокрые брюки было страшно неудобно, пришлось буквально сдирать, и Максим смеялся отрывистым горловым смехом и пытался лишить его равновесия и повалить на пол. Что ему, естественно, не удавалось, но ощущать на себе чужие руки было восхитительно, как и чужое тело под своими руками, и когда он стянул брюки полностью, отбросил их в сторону вместе с ботинками и выпрямился, Максим прижался к нему и поцеловал в губы.
Странник схватил его за волосы и поцеловал в ответ, автоматически пытаясь намотать волосы на руку, но они слишком короткие, только вцепиться и не отпускать, темные от воды, льющейся сверху, оглаживающей тело и растворяющей остатки мыслей. Агрессия не отпускала, скручивая мускулы, заставляя желать большего, желать заставить подчиниться, толкнуть лицом в стену и крепко держать за бедра. И Странник выдернул пальцы и попытался повернуть Максима лицом к светло-голубой кафельной стене, но тот резко дернул плечом - мокрым, накачанным, идеальным, - сбрасывая руку, и прошипел что вроде "ну нет, хочешь, тогда давай так".
Так, давай так. Лицом к лицу.
Долгие предварительные ласки предназначены для других случаев. Не когда вода заливает глаза, а руки сжимаются в кулаки, и надо что-то сделать именно сейчас, в этот момент, и оба готовы, и наружу рвется энергия в форме агрессии, и времени ни на что нет. Поэтому Странник подхватил Максима под бедра, поднял и прижал спиной к стене. Максим правой рукой обхватил его за шею - будто Странник мог его уронить, смешно, Сикорски даже веса его почти не чувствовал, словно пушинку держал, - а левой зашарил по полочке с ванными принадлежностями. Кроме столь нелюбимого им шампуня роль смазки играть было нечему.
Странник перехватил Максима поудобнее и подставил правую руку. Максим выдавил ему на пальцы дозу пахнущей химической цетерией вязкой жидкости и отшвырнул тюбик куда-то в сторону двери. Обнял Странника и хрипло выдохнул:
- Давай, массаракш.
Саракш внутри тебя, Максим Каммерер.
Странник ухмыльнулся - кривой улыбкой - и одной рукой удерживая девяносто килограмм живого веса, вторую сунул Максиму под бедра, между ягодиц. Было неудобно, льющаяся сверху вода смывала шампунь с пальцев, и Максим был такой узкий и тесный, что ему пришлось приложить усилие, чтобы втиснуть пальцы внутрь.
Максим охнул, напрягся, но заставил себя расслабиться. Дышать ровно, насколько получится. И не убирать из интимных ощущений отчетливую, хоть и не резкую, боль. Пусть будет.
Странник вытащил из него пальцы и быстро глянул в лицо. И Максим прижался губами ему к уху и прошипел почти зло:
- Давай. Я выдержу. Я все выдержу, массаракш.
Действительно выдержишь. Потому что выхода нет, и пройти придется через все. Но это потом, а пока еще не кончились те несколько минут, и Максим подставляется, насколько поза позволяет, и охает еще раз. А потом сжимает зубы и начинает двигаться, и Странник держит его, как игрушку, и подается вперед, толкается бедрами, тяжело дышит и молчит. Сверху все так же льется вода, и в голове нет мыслей, и одно это уже наслаждение, и физическое удовольствие становится все сильнее, и Максим стонет ему в шею все откровеннее и касается кожи раскрытыми губами, и еще совсем немного, и Странник сунул руку между их телами, обхватил член Максима и несколько раз провел вверх-вниз, и на ладонь выплеснулась сперма, и можно было кончить самому.
Во время оргазма Странник удержал их обоих - себя на ногах, колени даже не дрогнули, - и переживающего последние судороги наслаждения Максима. И только потом вышел из чужого тела и почти бережно поставил Максима на ноги.
Все кончилось, агрессия сгорела, напряжение ушло, и можно было отдохнуть - даже им нужно иногда отдыхать, - и завтра уже разбирать ситуацию с допросом и делать очередной шаг вперед. А для начала можно ополоснуться и выключить, наконец, воду.
И подумать, как будет выглядеть его форма после быстрой сушки.
Максим явно подумал о том же, потому что хмыкнул и наклонился, поднимая промокшую одежду и складывая ее, чтобы запихнуть в сушилку. Нагота его явно не волновала.
- Максим?
Тот распрямился и обернулся. Выражение его лица было спокойным и удовлетворенным, и удовлетворение это не имело отношения к только что случившейся физической близости. Похоже, следующую ступень Максим прошел, и Странник позволил себе окончательно расслабиться.
- Что?
- Сколько времени занимает сушка?
- Тридцать минут. Я тебе свою одежду дам.
И хмыкнул, мерзавец малолетний. Впрочем, тридцать минут в компании успокоившегося Максима Странника вполне устраивали. Как и чашка травяного чая и разговор о Земле. Раз уж у него сегодня вечер небольших радостей. Заодно спросить, А завтра будет новая операция.
И следующая ступень Максима Каммерера.
@темы: фанфики
-
-
26.04.2009 в 20:36Саракш внутри тебя, Максим Каммерер.
Серая тварь
Это прекрасно. Не мой пейринг, но написано абсолютно прекрасно. Спасибо.
-
-
26.04.2009 в 21:10Спасибо)))))) В фильме этот пейринг прекрасен. И Странник тоже.
-
-
26.04.2009 в 21:12С этим целиком и полностью согласна =).
-
-
27.04.2009 в 00:09-
-
27.04.2009 в 08:27КОМКОН
В фильме этого пэйринга нет, а фик написан хорошо
Спасибо
-
-
08.05.2009 в 03:28Не заморачиваясь на синхронистичности - просто спасибо!
-
-
08.05.2009 в 10:07Это прекрасные пейринги)))))))))
Спасибо)))))))))))
-
-
17.07.2009 в 20:04Замечательный рассказ, понравился психологизм и жесткая атмосфера. Здорово показаны вертикальные отношения между Сикорски и Каммерером.
Вообще люблю паринги с Сикорски, и этот в том числе
-
-
17.07.2009 в 22:48Спасибо огромное, очень рада, что понравилось